Первый тост
Десятилетним мальчиком я впервые увидел ее. Она лежала на боку, глубоко зарывшись в прибрежные песок. Всегда влажная и холодная. Береговой причал, поставленные на бревенчато-каменные опоры, надежно укрывал все, что волны заносили под его мрачные своды. Во время отлива, когда поверхность воды отступала и становились доступными лазейки, ведущие под причал, в самой глубине лабиринта опор можно было увидеть ее. Увидеть и потрогать. Погладить рукой холодный металл.
Маленький северный городок на Кольском побережье, в который военно-морская судьба забросила моих родителей, жил своей размеренной жизнью. И никому не было дела до мины, самой обыкновенной морской мины, нашедшей свой последний приют всего лишь в нескольких десятках метров от пассажирского пирса, коротким узким отрезком уходившего в море под прямым углом к причалу.
Усевшись рядом со своей находкой, положив на нее руку, как на дружеское плечо, я наблюдал из укрытия как пассажиры спускаются на палубу катера. Во время полного отлива это было не так то просто. Палуба его опускалась намного ниже пирса, и людям приходилось карабкаться по ступеням очень крутого трапа. Казалось, вот-вот кто-то сорвется и упадет, но все обходилось благополучно.
Может быть мое детское воображение приняло за мину что-то другое? Нет, все-таки это была мина. Украшавшие ее "рога" - мягкие свинцовые колпачки, скрывавшие смертоносную начинку детонаторов, не оставляли места сомнениям. Знал ли о мине кто-то еще? Я никому не рассказывал о своей находке. А на песке рядом с ней никогда не находил следов кроме тех, которое оставлял сам. Через какое-то время отец получил назначение к новому месту службы. Судьба разлучила меня с моим сокровищем. Остались воспоминания. Смутные, почти сказочные: бревна и камни, покрытые зеленой слизью, прикосновение к холодному металлу, и люди на ступеньках очень крутого трапа.
Суровые северные широты остались где-то позади во времени и пространстве. Я не пошел по стопам отца. Отслужив три года простым матросом, поставил на этом в своей военной карьере точку. Служба моя проходила на Черноморском флоте.
Однажды для выполнения каких-то срочных работ я был откомандирован в подземелья флотского арсенала. Был ли я в чем-то виноват? Или сработало флотское правило: когда виновных нет - они назначаются? По прибытии в подземелья арсенала я поступил в распоряжение пожилого мичмана, оказавшегося моим земляком по Кольскому полуострову. Мичман, большую часть жизни прослуживший на севере, на старости лет переведясь на юг люто тосковал по родному северу. Дельнейшие события разворачивались стремительно.
Мы с ним уединились в каком-то укромном закутке, где мичман принялся изливать на меня свою северную тоску, предупредив перед этим - пить будем по-северному: каждый сам наливает себе сколько надо. Он рассказывал какие-то истории, хлопал меня то по плечу, то по коленке, забывая о разнице в возрасте, пытался искать общих знакомых. Я что-то согласно мычал в ответ, стремительно пьянея от неразбавленного спирта. Пить ни по-северному, ни по даже по-южному я не умел. Мичман поднял меня, повел какими-то коридорами, толкнул какую-то дверь. Показал на стоящую у входа узкую жесткую скамейку - отдыхай, брат, после продолжим.
Мичман ушел. Спать как ни странно не хотелось. Достав сигареты, я уселся на какую-то стоявшую тут же большую железную штуковину. Закурил. Вдруг дверь снова открылась. Это зачем-то вернулся мой мичман. Выражение его лица показалось мне странным. Он замахал руками, повторяя одно и то же слово: "Брось! Брось!". Наконец до меня дошло, что сказанное относится к моей сигарете. В железной штуковине прямо подо мной было маленькое отверстие. Я старательно затолкал туда дымящийся окурок. Мичман попятился, захлопнул дверь. Какое-то время из коридора доносился гулкий топот бегущих ног, потом все стихло. Усилием воли я заставил себя оценить ситуацию трезвым взглядом. Я сидел на мине. Точной копии той, подруги моего детства. - О, старая знакомая! - я кое-как сполз на пол, - извините за фамильярность… О, да вы здесь не одна! - стройные ряды мин уходили в глубину просторного, слабо освещенного помещения. Тем же движением, что и детстве, я погладил прохладный металл и, зачем-то сказав мине: Отдыхайте! - рухнул на скамейку и тут же уснул. Остаток дня меня никто не беспокоил.
По окончании флотской службы я не спешил покидать те места, где они проходила. Как говорится, в поисках новых приключений, которые не заставили себя ждать.
Шумная компания туристов осваивала берега небольшого горного озера. Ставили палатки, разводили костер. С берега бросались в воду, охлаждая разгоряченные долгим переходом тела. Осторожно опускали в воду бутылки с молодым виноградным вином. Я лежал вытянувшись во весь рост. Голова моя покоилась на коленях у девушки. Это она свела меня с этой компанией и пригласила в этот поход. Мне, как недавно демобилизованному воину, было позволено бездельничать, пока другие заботятся о пропитании и ночлеге. Лучики солнца, пробивавшиеся сквозь кроны подступавших к самой воде деревьев, ласкали кожу. Девушка сорвала травинку и пощекотала мне нос. Я замурлыкал от удовольствия.
Моя подруга сама предложила мне прогуляться на вершину невысокой пологой горы, у подножия которой расположился наш лагерь - во время войны здесь проходил передний край.
- Может быть найдем что-нибудь интересное? Подъем не занял много времени. Сама вершина представляла собой почти плоскую площадку, размером вполовину футбольного поля. Поверхность земли, почти лишенная растительности, выглядела так, как будто когда-то была изгрызена какими-то механизмами. На самом высоком месте была установлена вышка - геодезический знак. На ее бетонном фундаменте чьи-то руки разложили материальные свидетельства далекого военного прошлого: осколки бомб и снарядов, обрывки пулеметных лент, детали какого-то оружия, гильзы от мелкокалиберных пушек. Мое внимание привлекли две проржавевшие каски, лежавшие рядом. Наша и немецкая. Пробоины в них были схожими - в районе виска.
- Никогда раньше не видела такую выставку, - тихо сказала девушка.
- Я тоже, - так же тихо ответил я. Здесь, на вершине солнце припекало по-летнему жарко, но не по-летнему холоден был ветер, дувший, казалось со всех сторон сразу. Я обнял подругу за плечи и мы спустились ниже, туда, где ветви деревьев и кустарников сомкнулись вокруг нас. Здесь было тепло и тихо. Девичьи руки обвили мою шею. Изголодавшийся по женской ласке, я изо всех вил прижал к ее себе. Грехопадение наше было стремительным и прекрасным. Потом мы долго лежали обнявшись. Лежать было не очень-то удобно. Какие-то корни упирались в бок. Но не хотелось шевелиться, нарушать эту идиллию. Наконец, девушка решила приподняться. Рука, которой она опиралась о землю, вдруг провалилась между корней. - Ой, что это!? - испуганно вскрикнула она и отдернула руку. Я сунул пальцы в образовавшееся углубление и тут же ощутил холод металла. Раздвинул руками дерн и увидел мину. Великолепно сохранившуюся мину от 120-миллиметрового немецкого миномета. Только на хвостовике - пятна ржавчины, похожие на засохшую кровь. Какое-то время мы молча разглядывали свою находку. Потом девушка наклонилась ко мне и тихо прошептала: - Так значит мы прямо на ней? Я молча кивнул в ответ.
- Такого у меня еще не было, - снова тихо прошептала девушка.
- У меня тоже, - так же шепотом ответил я. Стремясь успокоить подругу, я гладил ее волосы, плечи, постепенно опуская руку все ниже.
- Хочешь еще?.. - просто спросила девушка.
- Хочу, - так же просто ответил я. - Только без этой свидетельницы.
Мину я запрятал глубоко и надежно. В лагерь мы возвращались как раз в тот момент, когда был готов ужин и откупорены первые бутылки вина.
- Первый тост за любовь? - полушутя-полусерьезно спросили нас. Только тут я начал осознавать всю пикантность нашего приключения. Наши тела отделял от мины всего тонкий слой дерна. В груди шевельнулся холодок запоздалого страха. Но тут же, заглушая его, в душе зазвенели новые, молчавшие ранее струны.
- Знаете что, - неожиданно для себя я заговорил громко и горячо. - Вы как хотите, а я теперь первый тост всегда буду пить за мир! Мы так мало за него пьем. То есть. Я не хочу сказать, что мы мало пьем. Но мы мало думаем. А если думаем, то думаем неправильно. Поэтому ходим по жизни, как по минному полю. - я говорил что-то еще. Говорил долго и сбивчиво.
Окончательно запутавшись в своих рассуждениях, высоко поднял походную алюминиевую кружку: - За мир! - на меня смотрели с некоторым недоумением, но тост поддержали единогласно: - За мир!
Легкое виноградное вино, успевшее хорошо охладиться в хрустально-чистой воде горного озера казалось необычайно вкусным.
|
